ДНЕВНИК «БЕЛОРУССКОГО КОГТЕВРАНЦА» (Полная версия. 1993–1994)

Вторая попытка, сразу не увидел, что тут ограничение по размеру в историях.
Выкладываю первую часть второго дневника 1993-1994 года.  Который использовал частично для своего отзыва, на эту книгу. 

Первый год можно прочитать тут .
 
[Запись из дневника. Минск. Конец Июля 1993 года]

Всё время, как вернулась моя вторая половина, меня мучили головные боли. Мир вокруг казался плоским, словно чёрно-белое кино. Я знал, что вернулся, я держал в руках фото, но чего-то не хватало. Память о последних минутах в Хогвартсе была стёрта, словно кто-то применил «Обливиэйт». Но сегодня ночью, когда за окном бушевала гроза (так похожая на ту, что принесла меня туда год назад), барьер в голове рухнул. Я проснулся от собственного крика, а в ушах всё ещё звучал спокойный голос директора и разговор, который я почему-то забыл...

[Восстановленная запись из дневника. Июнь 1993 года. Хогвартс]

...Я сидел в кабинете директора. Дамблдор смотрел на меня поверх очков‑половинок, глаза его сверкали, как будто он видел меня насквозь.

— Твоя логика в трубах... весьма изобретательно. Магловская наука, полагаю? — сказал он мне.

Я кивнул.

— Ты хочешь знать, как сюда попал, — сказал он мягко. — Это не случайность. Амулет, который ты нашёл, был создан Гриндевальдом. Он резонирует. Ты — не копия, как ты, возможно, думал. Ты — часть своей же души, проявившаяся здесь, в Хогвартсе. Я молчал, чувствуя, как слова проникают в меня. — Хогвартс сам позвал тебя, — продолжил он. — Школа чувствовала угрозу Тайной комнаты и искала опору. Амулет услышал этот зов и раскрыл твою души, разделив её. Одна часть осталась в Беларуси, другая пришла сюда. — Но... я ведь настоящий? — спросил я. — Настоящий, — кивнул Дамблдор. — Оба «ты» настоящие. Это не иллюзия. Это опыт, который должен был случиться. Ты видел, чувствовал, жил — и всё это теперь часть тебя. Он подошёл ближе, положил руку мне на плечо... — Но время резонанса истекло. Из‑за недавних событий магия амулета ослабла. Ты должен вернуться. И запомни: возвращение — это не потеря. Это целостность. В тот момент я почувствовал, как мир вокруг дрогнул. Кабинет растворился, стены Хогвартса исчезли.

[Запись из дневника. Минск. Август 1993 года]

Я сел на кровати, жадно глотая воздух. Так вот оно что! Резонанс. Гриндевальд. Две части одной души. Дамблдор сказал, что возвращение — это целостность. Старый хитрец... Он соврал или просто не знал всего? Ну это вряд ли. Чтобы он и не знал! Потому что я не чувствую целостности. Я чувствую зов. Амулет снова нагрелся. В Хогвартсе что-то произойдёт. Что-то тёмное приближается к школе, и моя «вторая половина», которую я якобы поглотил, рвётся назад, в бой. Кажется, пора собирать чемодан. Второй мой год обучения не ждёт...

[Запись из дневника. 31 августа 1993 года. Лондон, «Дырявый котёл»]

После того как меня выкинуло в Лондоне, я на последние деньги (в прошлый раз мне их дали) снял комнату в «Дырявом котле», хорошо, что всё остальное само откуда-то бралось. Номер маленький, зеркало разговаривает и постоянно критикует мою причёску, но зато кормят вкусно. Хозяин странный, шепелявит и похож на Фестера Адамса из кино, что мы смотрели с братом.

Возвращаясь из уборной, я случайно услышал разговор. Это вроде были родители моей подруги Джинни — по цвету волос точно. Они думали, что одни. Отец Джинни был на взводе: «...он должен знать... Блэк... он охотится за ним...». У меня внутри всё похолодело. Сириус Блэк. Тот самый, чей безумный оскал смотрит со всех плакатов. Значит, он идёт в Хогвартс? Я посмотрел вбок и увидел Гарри Поттера — он тоже всё слышал.

[Запись из дневника. 1 сентября 1993 года. Хогвартс-Экспресс]

Мы ехали в одном купе с Джинни и Невиллом Долгопупсом. Я рассказывал ей про лето (пришлось немного приврать про поездку в деревню), она смеялась. Всё было хорошо, пока поезд не встал. Сначала погас свет. Потом стало холодно. Не просто как зимой, когда забыл шапку, а могильно холодно. Стёкла покрылись льдом. Дверь нашего купе медленно отползла в сторону. Джинни с Невиллом куда-то побежали.

Там стояла фигура в балахоне. Дементор. Я читал о них, но видеть... это другое. В голове зашумело. Все радостные мысли исчезли.

Я вдруг вспомнил тот день в Минске, когда потерялся в универмаге в пять лет. Вспомнил ощущение полной беспомощности и уверенность, что я больше никогда не увижу родителей. Меня парализовало.

А потом была вспышка света где-то в коридоре, и тварь ушла. Но холод остался. Мне потребовалось полчаса и огромная плитка шоколада, чтобы руки перестали дрожать. Если это охранники, то я не хочу знать, кто такие преступники.

[Запись из дневника. Сентябрь 1993 года. Кабинеты профессоров]

Сегодня поймал себя на мысли: каждый преподаватель смотрит на меня по‑своему.

Люпин — с интересом, будто видит во мне нечто большее, чем просто ученика. После урока задержал меня и спросил о моём «необычном подходе к магии». Кажется, он единственный, кто заметил, что я пытаюсь найти логику даже в самых абсурдных заклинаниях.

На Зельях у Снегга всё иначе: он смотрит так, будто я уже виноват. Отчасти он и прав, ведь может он узнал или скорее догадался, что я подложил Карамельную бомбу, это такая конфета, что взрывается во рту, в котел каждому Слезиринцу. И их "Зелье для лечения прыщей", стало взрываться в котле и окатывать каждого из них густой слизью. А чего они такие задаваки.

Сегодня придрался к моему настою, хотя я точно следовал рецепту. В его голосе всегда слышится презрение, но я начинаю думать, что это его способ держать нас в тонусе. В целом он нормальный, только слишком уж кичиться своими знаниями, как и все слезиринцы, но надо отметить, что знает и умеет профессор очень много. Я много чему у него научился в прошлом году. Нужно просто лишь привыкнуть к его манере обучения.

У МакГонагалл — строгая справедливость. На Трансфигурации она не терпит ошибок, но, когда у меня получилось превратить спичку в иглу почти идеально, её глаза блеснули одобрением. Это редкий момент, когда понимаешь: она видит твой труд. И хочется обязательно сделать всё как надо, что бы она обратила на тебя внимание и похвалила. И опять же я заработал тут 10 баллов для своего факультета.

Флитвик — противоположность Снеггу, все же он наш декан и любит нас по-своему. Он радуется каждой искре, каждому взмаху палочки, будто мы совершаем открытия. Его восторг заразителен, и я ловлю себя на том, что стараюсь ради его улыбки.

Каждый из них — зеркало.

Люпин видит во мне исследователя, Снейп — потенциального нарушителя, МакГонагалл — ученика, который должен доказать серьёзность, а Флитвик — экспериментатора. И я сам ещё не знаю, кто из них прав. Возможно, я всё вместе, я страшно увлекающийся человек, но также быстро бросающий если мне скучно. Наверное, поэтому я тут записался на все кружки, что доступны для второкурсника. Жаль квиддич не доступен, пробовал летать на метле, все же есть у меня этот страх высоты, особенно когда на тонкой палочке сидишь на высоте 5–10 метров. Да и в команде полный комплект, не было ловца, но вернулась четверокурсница Джоу Чанг, многие считают её красоткой, но мне как-то больше нравится Гермиона. Она наша местная звезда, все же спорт это не для когтевранцев, у нас тут народ все больше головой привык думать.

[Запись из дневника. Октябрь 1993 года. Гостиная Когтеврана]

Ещё на первом курсе я окончательно убедился: волшебники — сумасшедшие в плане техники безопасности. В моей школе в Минске на каждой стене висел план эвакуации с зелёными стрелочками. Здесь? Здесь есть лестницы, которые ведут в никуда, и двери, которые притворяются стенами!

Тогда я решил исправить это безумие. Взял большой лист пергамента, линейку и пошёл составлять схему второго этажа. Хотел нарисовать нормальный план: «При пожаре бежать сюда». Уверяю вас: когда у всех есть волшебные палочки, пожар точно будет. Я и сам тот ещё пироман — однажды чуть не спалил дом.

Убил на это три часа. И что вы думаете? Когда я закончил и гордо повесил схему на стену (приклеил заклинанием), лестница взяла и переехала на другую сторону коридора! Весь мой план превратился в бесполезную мазню.

Мимо проходил завхоз Филч, посмотрел на мои зелёные стрелочки, хмыкнул и сказал, что, если я ещё раз буду портить стены «магловской мазнёй», он меня подвесит за лодыжки. Ладно. Нет плана — будем гореть как герои. Но огнетушитель я бы всё-таки из дома прихватил. От идеи карты я не отказался — решил сделать её магической.

[Запись из дневника. Октябрь 1993 года. Башня Когтеврана]

Сегодня впервые почувствовал, что башня стала моим домом. В прошлом году, я попал сюда и не знал, что и как, переживал за родных, но в этом я знаю, что второй я, там в Минске и все хорошо. И можно наслаждаться этой магической жизнью. Кто бы мне поверил, что я волшебник, жаль в моем Минском теле, хм звучит, как-то пугающе, напишу так, в моем Минском "я", нет магии, а ее мне дает эффект резонанса.

Комната просторная, окна смотрят прямо на звёзды, и каждый вечер я засыпаю под их холодный свет. Кровать скрипит так, будто хранит тайны башни. На столике рядом лежит моя шариковая ручка — единственный магловский предмет, который кажется чужим, но напоминает о доме.

Еще сделал, себе тайник в стене, для того чтобы прятать туда свитки с записями своего дневника. А то получается, так, что назад забрать их не получается, меня перемещает спонтанно, за то тут они в сохранности.

[Запись из дневника. Октябрь 1993 года]

Заметил странность. Дементоры должны стоять у ворот. Но я чувствую холод внутри замка. Не везде — в конкретных точках. На третьем этаже у статуи горгульи и в подземельях у кабинета Снегга. Гарри и Рон думают, что дементоры просто голодны. Но я физик (в душе). Зря я что ли три года ходил в кружок юного техника? У любого излучения есть источник.

Я сделал простейший детектор из зачарованной монеты — она леденеет, когда фон страха повышается. След ведёт к стене на седьмом этажа. Что-то зовёт их внутрь. Что-то древнее.

[Запись из дневника. 6 Ноября 1993 года. День матча]

Пока вся школа смотрела, как играли Пуффендуй и Гриффиндор, я решил проверить стену седьмого этажа в спокойной обстановке. И нашёл "Это" в заброшенном классе нумерологии, который раскрылся мне по нажатию на секретную панель.

«Сфера Забвения» — это не я придумал, на ней так написано. Старая, пыльная, забытая. Она треснула. Из неё сочилась тьма.

Она работала как маяк, усиливая сигнал страха в сотни раз. Дементоры летят на свет этого маяка, как мотыльки. Я попытался захлопнуть эту чёртову шкатулку с не менее чёртовой сферой, используя заклинание, которое вычитал в книге «Самая тёмная магия» (Гермиона бы меня убила — эту книгу я у неё «одолжил»). У меня получилось. Холод отступил.

А в голове пел голос: «А город подумал — ученья идут». Возможно, сегодня я спас кого-то. Точно усложнил жизнь этим ребятам.

[Запись из дневника. Ноябрь 1993 года. После матча Гриффиндор/Пуффендуй]

Сегодня все говорят только об одном: Гарри упал с метлы. И впервые не поймал снитч. А Пуффендуй празднует победу. Дементоры ворвались на поле. Я в этот момент был на седьмом этаже, как раз когда нашёл и обезвредил ту Сферу. И всё равно почувствовал этот леденящий ужас — волна холода прокатилась по всему замку. Даже ослабленные, они обладают чудовищной силой. Мой детектор покрылся инеем, будто бы и его стали одолевать страхи.

Не было слышно звуков — только пустоту, будто бы оглох, словно из меня вырвали радость. Наверное, у каждого дементоры вытягивают своё. У меня — просто тишина, которая давит сильнее любых криков, чувство одиночества и безысходности, когда уже ничего сделать нельзя. Жуткая штука.

Так же Джинни мне рассказала, что Гарри остался без своей метлы "Нимбус - 2000". Она очень за него переживает, я давно уже заметил, что она не равнодушна к нему. Даже прислала ему открытку в больничное крыло.

[Запись из дневника. Декабрь 1993 года. Библиотека]

Застал в библиотеке неприятную сцену: Рон Уизли, багровый от гнева, шипел что-то на Гермиону, а та сидела, уткнувшись в книгу, но по напряжённой спине и дрожащим рукам было видно, что она на грани. Рон развернулся и ушёл, бросив её одну. Не будь он другом Гермионы, давно бы ему показал, как нужно разговаривать с этой девочкой.

Я не выдержал и подошёл. Спросил, всё ли в порядке. Она подняла на меня глаза — полные слёз, но с тем самым стальным упрямством.

«Они говорят, я доносчица и предала их, рассказав о метле, что подарили Гарри на рождество — прошептала она, — но эта метла... она могла быть от него. От Сириуса Блэка. Я не могла рисковать».

Вот оно что. Она единственная из этой троицы, кто думает наперёд, пока другие видят только подарок, она оценивает угрозы. Гермиона должна была учиться у нас, очень умная, логичная и последовательная. Я молча достал из сумки плитку шоколада, которую ношу на случай дементоров (на самом деле не только поэтому, я просто люблю шоколад, да и в целом тут у магов столько вкусняшек, дома у нас все не очень со сладостями), и разломил её пополам. Протянул ей.

«Защита друга — это не предательство», — сказал я.

Она смотрела на шоколад, потом на меня, и в её глазах что-то дрогнуло. Слабый кивок. Потом она взяла шоколад и тихо сказала:

«Спасибо».

Кажется, сегодня я приобрёл нечто большее, чем просто симпатию умной девочки. Хотя, что я понимаю в этих девчонках. Это самая великая загадка в мире. Но хочется верить. Потому, что рядом с ней у меня сердце работает быстрее и мысли разбегаются.

[Запись из дневника. Январь 1994 года. Общая гостиная]

Жизнь в Когтевране — это вечные загадки, ребусы и головоломки. Чтобы войти в башню, нужно решить вопрос, иногда о природе магии, иногда — простую игру слов. Мы решаем их вместе, и это сближает сильнее, чем любые уроки. Так, как не всегда можно самому быстро отгадать. Вечерами у камина обсуждаем древние руны, спорим о звёздных картах и даже придумываем собственные заклинания и зелья, пока только в теории, все же мы на втором курсе, и не так еще много знаем. Мои друзья по комнате отличные ребята, конечно, со своими странностями, но, а я разве нормальный. Я часто им рассказываю, как живут маглы в нашей стране, они делают круглые глаза и часто смеются, над моими байками, как я летом отдыхал в пионерском лагере, про костры, поход и все такое.

[Запись из дневника. Февраль 1994 года. После занятия по Заклинаниям]

Невероятно! Сегодня на Заклинаниях у профессора Флитвика мы отрабатывали Вермиллиус. Это сигнальное заклинание, типа SOS, но можно использовать и для атаки в виде вспышки.

Вместо стандартной красной искры у меня получился целый сноп искр, который сложился в чёткую геометрическую фигуру — почти что огненный куб. Видимо, я слишком усердствовал с точностью взмаха. У меня пока не всегда с этими палочками гладко выходит, это все моя любовь к "Звездным войнам", хочется махать, как светом мечом джедаев.

Профессор Флитвик завизжал от восторга:

«Блестяще, просто блестяще! Демонстрация исключительного контроля, хоть и с некоторым... э-э-э... творческим отклонением в вашем стиле! Когтевран получает 10 баллов!»

Я сиял, как золотой галеон. За ужином Джинни, сидевшая за гриффиндорским столом, поймала мой взгляд и одобрительно подмигнула. А потом ко мне подошла Гермиона. «Джинни рассказала про твои искры, — сказала она с той самой своей деловой улыбкой. — Ты сознательно пытался стабилизировать выходную мощность заклинания через треугольный паттерн взмаха?»

Я признался, что это вышло случайно, но теперь мне есть над чем подумать. «Тем не менее, эмпирическое открытие — тоже открытие», — ответила она, и в её глазах мелькнуло одобрение. Получить похвалу от неё за попытку привнести в магию хоть какую-то системность — дорогого стоит. Кажется, не только Когтевран получил 10 очков, но и еще кто-то заработал баллы и для себя. Наверное, моей улыбкой можно было в тот момент освещать подземелья.

Конец первой половины. 

Вторая часть дневника за второй год обучения. Первая тут . 

[Запись из дневника. Февраль 1994 года. Библиотека]

Когда профессор МакГонагалл превратилась в кошку на первом уроке первого курса, у меня загорелись глаза. Я решил: хочу стать анимагом. Перерыл всю библиотеку. Оказалось, это безумно сложно и опасно. Многие волшебники застревали на полпути — например, с головой осла и телом человека.

Но я упрямый. И вот в этом году нашёл инструкцию — причём это были чьи-то записи, забытые в книге, подписанные Сохатый и Бродяга. Первый шаг — целый месяц носить во рту лист мандрагоры. Не вынимая! Ни во время еды, ни во время сна.

Сроки и этапы оказались безумными:

-Месяц с листом мандрагоры — если хоть раз выпадет, начинать заново.


-Полнолуние — в конце месяца нужно дождаться луны, чтобы использовать лист в зелье.

-Флакон росы — собирать её каждый день в течение месяца с мест, где не ступала нога человека.

-Заклинание и кристалл — в ночь полнолуния добавить росу, произнести формулу и держать при себе кристалл, пока процесс не завершится.

-Медитация — неделями представлять животное, в которое хочешь превратиться. Ошибка может оставить тебя наполовину человеком, наполовину зверем.

Я читаю эти строки и понимаю: это не просто магия, это испытание на терпение. Месяц с листом во рту — ещё полбеды. Главное — не сорваться на середине пути.

Хожу с этим листом уже третий день. Вкус — как у старой подошвы, которую неделю таскали по грязи. Говорить нормально не могу, шепелявлю. Вчера в библиотеке встретил Гермиону. Она посмотрела на меня странно, когда я вместо «Привет» выдавил какое-то мычание. — Ты что, заболел? — спросила она. Я помотал головой и показал жестом на рот. Гермиона прищурилась, оглядела меня своим фирменным взглядом «сканера» и вдруг прошептала: — Лист мандрагоры? Ты серьёзно? Это же высшая трансфигурация! Тебе только тринадцать!

Я пожал плечами. Мол, кто, если не я? Она хмыкнула, но, кажется, зауважала. Или подумала, что я идиот. Граница там тонкая.

Но мне отчего-то стало приятно, всё же Гермиона красотка и очень умная, а это моя любимая комбинация в девочках.

[Запись из дневника. Март 1994 года. Спальня Когтеврана]

Соседи по комнате — Осси, Кевин и Ричи — стали частью моей новой жизни, можно сказать, почти как семья, всё же с сентября по июнь мы проверили прошлый год и уже большую часть этого.

Осси спорит о заклинаниях, Кевин приносит редкие книги, а Ричи любит рассказывать истории о магловских изобретениях. Мы смеёмся до поздней ночи, и даже когда башня погружается в тишину, их голоса остаются со мной. Мне трудно раскрываться людям, и часто я играю роль в одной из своих масок. Но именно этим ребятам хочется показывать настоящего меня.

[Запись из дневника. Май 1994 года. Библиотека]

Заметил в библиотеке Гермиону. Она сидела за своим обычным столом, заваленная стопками книг, но выглядела необычно — не сосредоточенной, а скорее изможденной и раздраженной. Я подошел под предлогом, что хочу уточнить по одному ингредиенту из зелья по зельеварению.

— Ты как? Выглядишь так, будто, всю ночь разгружала мешки с картошкой, — осторожно начал я.

Она удивленно посмотрела на меня. Люди давно перестали обращать внимания, на мой магловский слэнг, но все же мне удавалось удивить даже Гермиону.

Она тяжело вздохнула. — Хуже. Спорила с профессором Макгонагалл. Я... я официально бросила Прорицания.

Я присвистнул. Бросить предмет в конце года — это смелый поступок.

— Из-за Трелони? Ты говорила, что она хм, довольно своеобразная.

— Нет! — она понизила голос до страстного шепота. — Из-за принципа! Это не наука, это не требует логики, это... гадание на кофейной гуще, возведенное в абсолют! Тратить время на это, когда есть такие предметы, как Нумерология или Древние Руны, где всё можно выучить, проверить, применить... это безумие!

Она говорила с такой горячностью, что я невольно улыбнулся. Её пыл был мне близок.

— Понимаешь, — сказал я, — я в своей старой школе пытался угадать, куда мяч отскочит после удара. Меня часто ставили на ворота и стоять бывало скучно, вот и размышлял.

Она с любопытством посмотрела на меня. — И? Сработало?

— Нет, — честно признался я. — Потому что в решающий момент я чихнул и пропустил гол. Логика бессильна перед случайностью — и перед очередным "озарением" Трелони.

На её лице наконец-то появилась тень улыбки.

— Спасибо, — тихо сказала она. — Все думают, что я просто зазнайка, которая не может смириться с тем, что в чём-то не лучшая.

А Рон и Гарри... они просто не понимают, как можно добровольно отказаться от лишнего предмета.

— Они не понимают, что для таких, как мы, знание — это не просто «сдать и забыть». Это воздух. И дышать дымом вместо него — настоящая пытка.

Она кивнула, и в её взгляде я увидел не просто благодарность, а настоящее понимание. В этот момент мы были не просто друзья из разных факультетов. Мы были двумя людьми, говорящими на одном языке — языке логики в безумном магическом мире. А это очень много значит. В библиотеке словно все замерло и остались только мы и наша беседа.

[Запись из дневника. Июнь 1994 года. Башня Когтеврана]

Сегодня я признался себе: мои попытки стать анимагом пока терпят поражение. Лист мандрагоры — испытание, которое я не выдержал до конца, с первого раза, ведь надо было держать его ночью, а я случайно выплюнул. Пришлось повторять еще раз. Росу собирал, но флакон треснул, и всё пришлось начинать заново. Медитации на образ животного оборачивались лишь смутные тени — то крылья, то когти, но ни разу не целое существо. Несмотря на мои упорные попытки, мне не хватает знаний и опыта.

И всё же я не чувствую поражения. Скорее — урок. Я понял, что анимагия требует не только знаний, но и зрелости. Возможно, ещё рано. Но я упрямый: я вернусь к этому пути в следующем году. Башня Когтеврана учит терпению и поиску истины. Я не откажусь от своей цели.

[Запись из дневника. Июнь 1994 года. Поезд домой]

Год закончился. Мы едем домой. Гарри выглядит уставшим, но в его глазах появилась надежда — кажется, он нашёл кого-то родного. Рон, как обычно, жуёт сладости.

Я посмотрел на Гермиону. Она наконец-то отложила свои учебники и просто смотрела в окно. Я знал, чего ей стоил этот год с её «тайной» (я догадался: невозможно быть в двух местах сразу без магии времени). Я протянул ей шоколадную лягушку. Она улыбнулась — искренне, без напряжения.

— Спасибо за поддержку, — тихо сказала она.

— Обращайся, — ответил я. — Только не бери столько предметов в следующем году, ладно?

А потом Джинни позвала меня играть в взрыв-кусачку.

Я смотрел на них и понимал: моя «минская» часть, которая помнит, то что происходит там, успокоилась. Я здесь. Я живу. И я готов к следующему году. Хотя, судя по тому, как у меня ноет шрам на коленке (не магический, просто упал), там намечается что-то грандиозное... И это здорово.

Продолжение следует...

Первый дневник 1992-1993гг. 

Отзывы на серию:
Гарри Поттер и Философский камень
Гарри Поттер и Тайная комната
Гарри Поттер и Узник Азкабана